Как поэт Федор Тютчев смог быть мужем двух женщин одновременно?

А он не только ей изменял — это еще ничего, — муж совершил самое страшное…

При жизни деликатнейшего Федора Ивановича Тютчева, гениального поэта и златоуста, любили решительно все!

Мыслитель и дипломат, он был украшением столичных гостиных — остроумен, увлекателен, блестящ. Так как Тютчев, в России не говорил никто! Тонкий лирик, поэт влюблялся сразу, всем сердцем. Он плевать хотел на условности, а стихи, которые вовсе не стремится публиковать, тут же начинали ходить по рукам.

Тютчев привораживал и прекрасных женщин, и иностранных дипломатов, и даже собственное начальство.

Два министра переписывались, чтобы решить, как ловчее выплатить «нашему добрейшему Федору Ивановичу» жалованье за просроченный на несколько месяцев заграничный отпуск. Внимательный к мелочам император лишь улыбался, когда он представлялся ему в потертом парадном мундире. Почему свет легко прощал ему все, даже тяжелое подсудное должностное преступление? Может быть, потому, что он обладал каким-то чудесным даром? Каким?

Известно, что свою первую жену Элеонору Петерсон, урожденную графиню фон Ботмер, Тютчев очень любил. Он женился на ней в 1826 году, а после ее смерти в несколько часов поседел от горя и стал не похож на себя. Родные боялись, что он сойдет с ума или застрелится. Элеонора умерла в результате нервного потрясения и простуды, подхваченной во время кораблекрушения. Что между ними произошло до этого события? По какой причине его жена пыталась покончить жизнь самоубийством?

Почему Эрнестина фон Дёрнберг, вторая жена Тютчева, воспитавшая его детей от первой жены, пребывала рядом с ним в тоске и недоумении? Муж любил ее, да так сильно, что и слышать не хотел о разводе. Но как у него получалось быть мужем двух женщин одновременно?

Елена Денисьева, одна из последних любимых женщин Тютчева, называла его «боженькой». Ей он посвятил изумительный цикл тонкой любовной лирики, но так и не сумел сделать счастливой. Почему?

Еще одной гражданской женой Федора Ивановича была некая Гортензия Лапп, дама, вывезенная им из Германии за три года до того, как в его жизни появилась Елена Денисьева. Он так хорошо спрятал мадам Гортензию, что о существовании госпожи Лапп и двух ее сыновей домашние узнали лишь после похорон поэта, когда Эрнестина Тютчева распечатала завещание. Но именно ей, Гортензии Лапп, он завещал генеральскую пенсию, по закону полагавшуюся вдове.

Старшая дочь, умница и пуританка Анна, души не чаявшая в отце и называвшая его «любимчиком», считала, что он не столько человек, сколько «огненный дух». Что означали эти слова? И почему его всегда прощали те, кого он любил, а потом оставлял?

Давайте и мы с вами вместе с читателями библиотеки «Фолиант» и активистами ее литературного клуба «Прикосновение» попробуем чуть ближе прикоснуться к его биографии. Познакомимся с историей написания легендарного стихотворения «Я вас любил…». Посмотрим, почему подлинной жизнью для поэта была жизнь сердца, а все остальное он считал игрой, правила которой изобретал сам. Может быть, нам удастся понять, что это были за правила…

И по любви, и с приданым

Хозяин дома, отставной гвардейский поручик Иван Тютчев и отец будущего поэта Федора Тютчева, оставил армию, не дослужившись до высоких чинов, — ему была милее спокойная, уютная домашняя безвестность. Хозяйка, племянница родовитой и богатой графини Анны Васильевны Остерман, иногда бывала чересчур нервной, но муж этого не замечал — он был влюблен в свою жену. Счастлив тот, кто, венчавшись по любви, взял невесту с хорошим приданым — тетка подарила ей свой дом. Его продали после смерти графини, вскоре был куплен особняк в Армянском переулке.

У господ Тютчевых имелось двое сыновей и несколько имений, одно из которых неподалеку — под Москвой. Всего они владели более чем двумя тысячами крепостных душ: с таким состоянием вполне можно было позаботиться о карьере сыновей. Разве можно было поверить, что благополучие этих милых людей, родителей Федора Тютчева, замешано на преступлениях? Впрочем, о них уже тогда никто и не помнил — кроме нескольких древних мужичков, доживавших свой век в тютчевском селе Овстуг. Портреты отца и матери отставного поручика висели на выгоревших обоях в Овстуге. Их намалевал крепостной живописец: господин в парике с косицей искоса смотрит на даму напротив с высокой прической — вот и все, что осталось от Николая и Пелагеи Тютчевых. Спустя годы Иван Николаевич Тютчев только посмеивался, когда слышал, что его отец разбойничал на большой дороге.

Нескучная жизнь деда

Дед поэта, гвардии капитан Николай Тютчев был лихим молодцом. Гвардейская выправка, красивый мундир, хорошо подвешенный язык — да вот, пожалуй, и все. Сто шестьдесят душ для столичного дворянина — не состояние. Родители дали ему неплохое образование, и начальство определило капитана перемерять помещичьи владения. Это было выгодным делом: землемер мог убавить земли, а мог и прибавить, облагодетельствованные дворяне одаривали его, чем могли: кто — дорогим перстнем, кто — толстым кошельком.

Подмосковное село Троицкое в Теплом Стане тогда принадлежало тридцатилетней вдове Дарье Николаевне Салтыковой, женщине пылкой, дородной, овдовевшей в двадцать пять лет и истомившейся без мужчины. Молодой гвардеец мерил угодья вдовы и вскоре очутился в ее постели. Потом он съехал со двора и велел передать барыне, что женится на другой. Николай Тютчев посватался к соседке Дарьи Салтыковой — бесприданнице Пелагее Панютиной. Он знал, что бывшая подруга под горячую руку может и прибить, и исчез из Теплого Стана.

Гвардии капитан не понимал, в какую скверную историю угодил. К этому времени Дарья Салтыкова замучила уже несколько десятков крепостных девок. Их жгли утюгом, пороли, обваривали кипятком; не выдержавших мук хоронили в ближнем лесочке.

Николая Тютчева и его невесту Дарья Салтыкова решила взорвать. Дворовым было ведено купить серы и пороха, подложить под застреху московского дома Панютиных и поджечь. Но в последнюю минуту мужики забоялись. Крепостные были биты батогами, а барыня приказала перехватить сани Тютчевых на пути из Москвы и порешить жениха и невесту дубинками.

Но капитан откуда-то вызнал о готовящемся нападении и попросил у московских властей охрану. До Овстуга они добрались благополучно, а там Дарья Салтыкова была им уже не страшна. Вскоре она попала под суд, Теплый Стан отошел ее детям. А Николай Тютчев взялся поднимать свое хозяйство, да так споро, что скоро разбогател.

Говорили, он вчинял соседям иски и отсуживал у них имения. Старые крестьяне помнили и другое: по ночам из барского дома выезжали всадники в темных плащах да личинах и грабили на большой дороге купеческие обозы. Так — кляузами и кистенем — Николай Тютчев составил большое состояние. Теплый Стан он в конце концов у Салтыковых перекупил. Теперь его деньги проживало большое, души друг в друге не чаявшее семейство сына. Федор Тютчев, будущий поэт, внук удачливого деда — разбойника, был младшим сыном Ивана Николаевича Тютчева.

Обворожительный дипломат

Шли годы. Федор Тютчев окончил Московский университет и определился на дипломатическую службу. Он уехал в Германию, в Мюнхен. Отец и мать ждали его писем, отправляли сыну деньги и гадали о том, как ему жилось на чужбине.

Дом и Армянском переулке опустел: старший сын служил в армии, младший, Федор, находился при русской миссии в Баварии. Родители знали, что Федор недавно женился, но, судя по письмам, в его семье не все ладно: он в очередной раз просил денег, и было не понятно, что происходит в далеком Мюнхене.

…Младший секретарь русской миссии, коллежский асессор (этот чин соответствовал майорскому) Тютчев считался одним из самых приятных людей в Мюнхене. Он был невысок, чуть сутуловат и ни в чем не походил на лощеных денди, которых было полным-полно и среди дипломатов, и при дворе баварского короля. Зато Федор Тютчев был галантен и совершенно очарователен. Настолько, что это казалось волшебством.

Около Тютчева всегда толпились знакомые. Некоторые из них сравнивали красноречие Федора Ивановича с рассыпающимися жемчужинами: умно, блестяще, неповторимо… Он начинал говорить, и любой вечер превращался в его бенефис: гости завороженно слушали, кто-то пытался вставить реплику, но на фоне ослепительной тютчевской речи чужие остроты выглядели бледно.

Но мало ли на свете златоустов?

Соотечественники уже знали, что он — замечательный поэт, но ведь женщины любят не за это.

Жертвы Элеоноры фон Ботмер

Однажды летним днем 1835 года его жена Элеонора, урожденная графиня фон Ботмер, вдова русского дипломата, вышедшая за Тютчева по страстной любви и стечению обстоятельств (их первая дочь родилась через три месяца после брака), нервно мерила шагами мюнхенскую гостиную и ломала руки. Это было дурной, не подходившей даме из общества привычкой, но Элеонора Тютчева ничего не могла с собой поделать: она чувствовала, что ее жизнь рушится, и мечтала о смерти.

Ради мужа она бросила все. Трое ее детей от первого брака живут в Петербурге без матери — это ли не жертва? Она родила Федору Ивановичу трех дочерей, платила долги, хлопотала за него перед начальством. А он не только ей изменял — это еще ничего, разве можно обвинять мотылька в том, что он опускается на цветочки? — нет, муж совершил самое страшное. Теперь его сердце принадлежит другой…

По Мюнхену давно ходили слухи о том, что младший секретарь русской миссии страстно увлечен молодой вдовой, баронессой Эрнестиной фон Дёрнберг, и только брак русского дипломата мешает их счастью. Потом стали поговаривать, что вдовушка забеременела. В конце концов, слухи дошли и до госпожи Тютчевой. И тогда она схватила кинжальчик, лежавший в ящичке бюро, и ударила себя в грудь!

На коричневом бархатном платье проступила кровь, боль отрезвила. Элеонора позвала на помощь, но дом был пуст и ее никто не услышал. Она выбежала на улицу и упала через триста шагов от дома на площади Каролинен-платц, немного не добежав до особняка русского поверенного, полномочного министра князя Гагарина.

Когда Федор Тютчев вернулся домой, напевая итальянскую песенку, то увидел, что комнаты полны чужих людей, а его жена лежит в окровавленных бинтах. Спустя некоторое время в мюнхенском доме Тютчевых воцарился мир: муж раскаялся и был прощен. Как он рыдал, стоя на коленях у кровати жены! Как клялся в вечной любви, молил не оставлять его и уверял, что, оставшись один, погибнет!

Затем они рыдали вдвоем, после обнялись — и вышли из этой истории обновленными, влюбленными, почти счастливыми. Коллежский асессор Тютчев определенно владел каким-то волшебством: Мюнхен долго смаковал рассказы о том, как ревнивая жена русского дипломата пыталась покончить с собой перед домом его начальника, а тютчевская карьера не пострадала.

Влюбленная баронесса Эрнестиной фон Дёрнберг уехала из города с разбитым сердцем, посол просил министра иностранных дел уплатить долги своего подчиненного:

— Во имя христианского милосердия умоляю ваше превосходительство извлечь его отсюда, а это может быть сделано лишь по предоставлении ему денежного пособия в одну тысячу рублей…

«Она не придет более ко мне, но я иду к ней…»

Жизнь казалась незыблемой, но потом судьба невзначай шевельнула пальцем — и все развалилось, как карточный домик. Причиной стали неумехи-кочегары на почтовом пароходе, курсировавшем между Санкт-Петербургом и Любеком. Федор Тютчев получил назначение старшим секретарем русской миссии в Турине, столице Сардинского королевства. Элеонора Тютчева и дети перезимовали в Петербурге и отправились в Турин осенью.

Пароход «Николай I» уже подходил к любекскому порту — скрипел такелаж, из трубы вырывался черный дым, огромные колеса резали воду, кричали чайки, на палубе пахло морской солью, смолой и сажей, пассажиры восторженно наблюдали, как перед ними разворачивается панорама старого ганзейского города. Судно качало, боцман во весь голос гнал матросов на мачты: подул ветер, пора было поднимать паруса.

И вдруг снизу, из-под палубы, вырвался столб дыма. Пассажиры дружно ахнули, затем раздался истошный женский визг. Случилось самое страшное, что может произойти в море, — деревянный корабль загорелся!

Пассажиры кинулись в каюты за вещами, капитан приказал готовить помпы. Через несколько минут из решетчатого люка поднялся тонкий язык пламени. Матросы качали изо всех сил, вниз хлестала струя морской воды, но это не помогало: огонь поднимался все выше, и капитан велел спускать шлюпки. С них стянули брезент, дамы в длинных, путающихся в ногах платьях и господа в сюртуках бросились вперед — каждый старался захватить место.

Элеонора Тютчева протиснулась сквозь обезумевшую толпу, прижимая к себе дочерей. Она передала детей стоящему в шлюпке матросу. Тот протянул ей руку, и она забралась в лодку, слыша, как трещат рукава платья. Шлюпка поползла вниз, ее оттолкнули от борта, матросы взялись за весла. Элеонора оглянулась и увидела, что «Николай I» пылал, словно подожженный мальчишками муравейник. Она спасла себя и детей, но нервное потрясение и подхваченная во время кораблекрушения простуда свели ее в могилу через три месяца.

Шло время. Дочери Тютчева жили у незамужней сестры покойной, Иван Николаевич и Екатерина Львовна пребывали в трауре, в Армянском переулке никого не принимали. На плите, предназначенной для могилы жены, Федор Иванович велел выгравировать: «Она не придет более ко мне, но я иду к ней».

Почетная отставка и второй брак

Долго так продолжаться не могло. Снова встретив Эрнестину фон Дёрнберг, Тютчев понял, что в ней — его спасение. Меньше чем через год старики Тютчевы получили ошеломляющее известие: Феденька женится во второй раз и подает в отставку с дипломатической службы.

Брат Эрнестины Дёрнберг, литератор и журналист, наблюдательный и образованный человек, большой поклонник братьев Гримм, говорил сестре в разгар ее романа, что когда-то давным-давно у колыбели ее будущего мужа появилась фея. Она взмахнула волшебной палочкой и исчезла, оставив младенцу свой подарок — теперь его должны любить решительно все, а сам он будет жить, питаясь этой любовью, как райская птица цветочной амброзией.

Что же касается отставки со службы, то дело было так: русский посланник в Турине задерживался, и его замещал надворный советник камергер Тютчев. Вскоре ему понадобилось срочно оставить Турин. О том, что было дальше, в Петербурге рассказывали по-разному.

Говорили, что Эрнестина фон Дёрнберг была беременна, и Тютчев считал себя обязанным находиться рядом с ней. Он попросил отпуск, но министр отказал: посланник еще не добрался до Турина. Тогда старший секретарь русской миссии Тютчев оставил свой пост и отправился в Швейцарию, где его ждала возлюбленная.

Но это еще не все, соль и смак истории рассказчики приберегали для финала: в суматохе новоявленный Ромео потерял секретные дипломатические шифры. Самые язвительные из сплетников клялись, что он доверил их местному сыровару, своему доброму знакомому, а тот засунул шифры неведомо куда. Может, завернул в них рокфор, может, бумаги утащила вороватая кошка…

Это был крах, тяжелое подсудное должностное преступление. Но Федор Тютчев ни в чем не раскаивался и ничего не боялся. Подлинной жизнью для него была жизнь сердца, а все остальное — игрой. И играл он не по правилам министерства иностранных дел: правила Тютчев изобретал сам.

Он не поехал в Петербург каяться перед канцлером Российской империи графом Нессельроде. У него были свои козыри: в курортном городе Комо Тютчев представился цесаревичу Александру, в Баварии — великой княгине Марии Николаевне. Опозорить и погубить человека, которым заинтересовался наследник престола, чьими стихами восхищается любимая дочь императора, мог только круглый идиот. Канцлер Нессельроде был умным человеком: Федор Тютчев получил почетную отставку.

Теперь он был свободен: без службы и жалованья, с расстроенным состоянием (сын-дипломат обходился старикам Тютчевым очень дорого), женой немкой и множеством детей — вторая жена родила ему еще одну дочь, а после — двух сыновей. Дом в Армянском переулке родители продали еще до отставки сына. В том же переулке был куплен новый дом, но пришлось продать и его. Теперь старики Тютчевы жили на съемной квартире.

Тютчев и Эрнестина несколько лет провели в Германии, а потом приехали в Петербург, где их никто не ждал. Покровительница Тютчевых графиня Остерман скончалась, других высокопоставленных родственников у него не было. Но с ним остался его дар: он по-прежнему возбуждал любовь и симпатию.

Отставной дипломат был дружен с красавицей баронессой Крюденер, двоюродной сестрой императрицы, подругой всесильного шефа жандармов престарелого Александра Христофоровича Бенкендорфа. И вот он уже гостит у него в замке Фалль, и Александр Христофорович советуется с ним о том, как улучшить образ империи в глазах Запада. Шефа жандармов всерьез тревожит, что Россию в Европе не любят, и ему хотелось бы это изменить. Не открыть ли где-нибудь во Франции или в Германии газету? Не возьмется ли господин Тютчев писать для нее статьи? Не знает ли он журналистов, которых можно купить?..

Федор Иванович становится желанным гостем в салоне графини Нессельроде, жены своего бывшего начальника. Графиня Мария Дмитриевна — женщина опасная: к своим врагам она беспощадна. Зато друзьям графиня неизменно верна, лучшей заступницы не найти. Тютчев возвращается в Министерство иностранных дел; теперь его служба становится необременительной и высокооплачиваемой

…Так идет жизнь; стихи, которые он вовсе не стремится публиковать, обожающая его семья (жена и дочери называют Федора Ивановича «любимчиком»)… В петербургских салонах поэт расцветает. Свет прощает ему отсутствие собственного выезда и потертый фрак. Дамы все так же ему благоволят. Поэтому Эрнестина Тютчева и не обратила внимания на его увлечение Еленой Денисьевой, племянницей инспектрисы Смольного института. В самом деле: такие ли женщины увлекали Федора Ивановича, к чему ему эта простушка? Седая голова немного покружится и остынет, пустячная привязанность отвлечет его от опасных соперниц…

«Отчего же нельзя быть мужем двух женщин сразу?»

В Армянский переулок Федор Тютчев наведался лишь раз через много лет. Его дети выросли, отец умер, былые иллюзии развеялись: даже Россия стала другой. Не изменилось лишь одно: старый поэт по-прежнему не мог жить без любви. Близких это пугало — старшая дочь, умница и пуританка Анна, души не чаявшая в отце, говаривала, что он не столько человек, сколько «Огненный дух».

«Огненный дух» пылает сам и испепеляет окружающих — он и в самом деле страшен. Но кому придет в голову пугаться добрейшего Федора Ивановича, украшение столичных гостиных? Великосветская Москва приняла его с распростертыми объятиями, а он и узнавал, и не узнавал свой родной город.

….Седоволосый Тютчев рассматривал дом в Армянском переулке, сидя в извозчичьей пролетке. Потом повернулся к своей спутнице, смотревшей на него с обожанием:

— Ну вот, Леля, и мой бывший дом. Когда-то он принадлежал нашей семье.

Действительный тайный советник (в табели о рангах этот гражданский чин соответствовал генерал-лейтенанту), кавалер многих орденов, глава Комитета иностранной цензуры камергер Тютчев вновь навестил родные места. Он поселился в гостинице Шевалдышева, в доме № 12 на Тверской, вечером его ждали у сестры — в доме Сушковых в Старопименовском переулке. Завтра он объедет всю Москву и покажет своим спутницам места, где когда-то был счастлив; прохожие решат, что старый господин устроил прогулку для дочери и внучки.

Но светская Москва знает, что камергер Тютчев привез в первопрестольную свою гражданскую жену — молодую Елену Денисьеву и маленькую дочку. Тютчеву свет прощал все. Когда-то это помогло ему снова начать карьеру.

Тютчевский «огненный дух» питался страстью, и юная, на двадцать три года моложе его, смолянка, учившаяся вместе с тютчевскими дочерьми, разожгла поутихший было костер: Федор Тютчев влюбился, как мальчишка. А Елена Александровна Денисьева от нахлынувшего чувства слегка помешалась: она знала, что «боженька» женат, но считала себя его второй — и такой же законной! — супругой. Их маленькая дочь не подозревала, что отец и мать не венчаны. Так, по-семейному, они и жили в Москве. Бывали у сестры Елены и ее мужа, квартировавших на Малой Дмитровке, прогуливались по Тверской…

Эрнестина Федоровна, воспитавшая детей Тютчева от первой жены и на свои деньги тянувшая большое безалаберное семейство, пребывала в тоске и недоумении: оставить мужа она не могла, быть второй женой не хотела. Муж любил и ее, да так сильно, что и слышать не хотел о разводе — разве могут расстаться люди, созданные друг для друга! То, что нельзя быть мужем двух женщин одновременно, ему просто не приходило в голову: отчего же нельзя, если он любит обеих сразу?

Эрнестина Тютчева оставила петербургскую квартиру и поселилась в имении, в Овстуге. Она занималась хозяйством, и когда муж писал, что собирается наведаться в деревню, выбегала на дорогу, едва завидев поднимавшуюся вдали пыль. Дети были на ее стороне, но даже властная и прямолинейная дочь Анна не решалась упрекнуть отца — он был любимцем всей семьи, таким же «боженькой», как и для Денисьевой.

О, как убийственно мы любим…

В конце концов, от «огненного духа» и тех, кого он воспламенил, остался пепел: Елена Денисьева, его Леля, умерла от чахотки через два месяца после родов, и Федор Иванович потерял интерес к жизни. Вскоре не стало и его внебрачной дочери, Лели-младшей: девочку отдали в дорогой пансион, там она узнала, что рождена вне брака, и слегла в нервной горячке, а вскоре умерла от скоротечной чахотки. На следующий день от чахотки скончался ее брат, на руках у Тютчевых остался мальчик, третий ребенок Лели.

О, как убийственно мы любим,

Как в буйной слепоте страстей

Мы то всего вернее губим,

Что сердцу нашему милей!

Федор Иванович пытался воспрянуть, используя никогда не подводившее его средство: домашние были шокированы, узнав, что у него роман с немолодой дамой, бывшей подругой покойницы Лели, Еленой Карловной Богдановой. Шестидесятидвухлетний Федор Иванович дарил ей присланные из имения масло и сливки. Впереди было еще несколько лет спокойной жизни, полной заботами домашних.

…А он тосковал от приземленной неизбежности этого благополучия и мечтал загореться вновь.

Как он был счастлив когда-то, показывая влюбленной в него прекрасной молодой Леле свою Москву, вспоминая, как ребенком играл во дворе дома в Армянском переулке, прыгая вокруг нее на одной ноге: ветер поднимал полы фрака, развевал его седые волосы… Тогда он чувствовал себя мальчишкой, теперь же, когда все кончилось, постарел лет на сто пятьдесят. Сердечная рана так и не зажила.

Мы расстанемся с Федором Ивановичем Тютчевым у дома в Армянском переулке в тот момент, когда он смешит влюбленную в него женщину. Не станем дожидаться его последних печальных лет.

Тогда Леля была счастлива и не догадывалась о существовании дамы, которой ее возлюбленный впоследствии завещает генеральскую пенсию, по закону полагавшуюся вдове. Этой дамой была некая Гортензия Лапп, вывезенная им из Германии за три года до того, как в его жизни появилась Елена Денисьева. Он так хорошо спрятал мадам Гортензию, что о существовании госпожи Лапп и двух ее сыновей домашние узнали лишь после похорон поэта, когда Эрнестина Тютчева распечатала завещание.

История одного стихотворения

Не знала Леля и о существоании баронессы Амалии Лерхенфельд, которой 7 августа 1870 года, за три года до смерти, Федор Иванович посвятил свое знаменитое стихотворение «Я встретил вас…»

Я встретил вас — и все былое

В отжившем сердце ожило;

Я вспомнил время золотое —

И сердцу стало так тепло…

Как поздней осени порою

Бывают дни, бывает час,

Когда повеет вдруг весною

И что-то встрепенется в нас,-

Так, весь обвеян духовеньем

Тех лет душевной полноты,

С давно забытым упоеньем

Смотрю на милые черты…

Как после вековой разлуки,

Гляжу на вас, как бы во сне,-

И вот — слышнее стали звуки,

Не умолкавшие во мне…

Тут не одно воспоминанье,

Тут жизнь заговорила вновь,-

И то же в нас очарованье,

И та ж в душе моей любовь!

Написал он его в 66 лет в Карлсбаде (ныне Карловы-Вары) и посвятил К.Б. — 62-летней баронессе Крюденер, которую встретил на водах после почти полувековой разлуки. До замужества баронесса носила другое имя и была предметом пылкого чувства юного поэта.

Амалия поразила Тютчева своей красотой, образованностью, глубиной чувств. Тютчев был очарован. Однако влюбленным не суждено было быть вместе: Амалия стала женой первого секретаря русского посольства в Мюнхене барона Крюденера. Последняя встреча Тютчева и Амалии произошла в марте 1873 года, когда у постели, где лежал разбитый параличом поэт, вновь появилась любовь его юности.

Многие композиторы писали музыку на стихи Тютчева. Однако самой известной стала мелодия, сочиненная Иваном Козловским. Положенное на музыку, стихотворение «Я встретил вас…» стало одним из самых популярных романсов…

Материал подготовтила Россинская Светлана Владимировна, гл библиотекарь библиотеки «Фолиант» МБУК «Библиотеки Тольятти»

Источник