Первая елка

Скажем честно, не так много у нас людей, которые помнят первую новогоднюю ёлку – и в своей жизни, и в истории России после 1917 года. И можно по пальцам пересчитать пожилых наших земляков (да что там, и соотечественников!), которые не только пребывают в завидной памяти, но и сохранили живость ума и свежесть мировосприятия. Видимо, они отмечены какими-то неведомыми нам высшими силами. Вот и 90-летняя Зоя Сергеевна Баринова, внучка ограбленного большевистской властью ставропольского купца Василия Васильевича Столярова, многое, если не всё, помнит и сохранила.

Долгая, долгая жизнь

Её мама Зинаида Васильевна Иванова, в девичестве Столярова, тоже прожила долгую жизнь. Села за воспоминания о волжском Ставрополе первой половины ХХ века, куда семья в начале прошлого века переехала из Симбирска, о судьбах родных и близких, когда ей исполнилось 90 лет – и эти свидетельства о былом, без сомнения, украсили нашу, так любимую ставропольчанами, книгу «Ставрополь на Волге и его окрестности в воспоминаниях и документах» (авт.-сост. В.А. Казакова, С.Г. Мельник. – Тольятти: Городской музейный комплекс «Наследие», 2004).

Сравнительно долго, 84 года, прожил и дедушка – умер в августе предвоенного 1940-го.

После революции, когда «народная власть» изрядно разредила ряды «мироедов» по всей матушке-России, купца Столярова не арестовали и не выслали лишь потому, что двое его сыновей – Иван и Павел – воевали в Красной Армии. А вот два магазина, галантерейный и бакалейный, на улице Базарной (в советское время — ул. Первомайская) в Ставрополе, и большой двухэтажный дом из 12 комнат с баней и всеми хозяйственными постройками были конфискованы советской властью.

«На первом этаже дома купца Столярова также был магазин, а на втором – Госбанк», – читаем в книге «Ставрополь на Волге и его окрестности…» И вообще, каких только советских учреждений не перебывало в старинных ставропольских домах до середины 1950-х, пока каменные здания сровняли с дном будущего Куйбышевского водохранилища и руины затопили «рукотворным морем». А что ещё было использовать под всевозможные советские конторы: после революции ведь совсем ничего каменного, основательного так и не построили в уездном городе — да и в большинстве городов и весей «до основания разрушенного старого мира». Не только в Ставрополе – в сёлах района более-менее сносные новострои общественных зданий тоже появились несколько десятилетий спустя, а так всё «перебивались» нерушимыми постройками графа Орлова-Давыдова, Сосновских, Шишковых и других местных помещиков и купцов. Дома графских управляющих и даже остовы дореволюционных конюшен и сегодня целее многих хрущёвок…

К слову, после реабилитации деда, уже в девяностые годы, распоряжением мэра Тольятти ещё здравствовавшей в то время Зинаиде Васильевне, как единственной оставшейся в живых наследнице купца Столярова, за отобранное после революции семейное имущество выплатили денежную компенсацию в размере «100-кратного минимального размера оплаты труда». На полученные 8349 рублей можно было в то время купить скромную дублёнку.

Гармонь в наследство

«Дедушка был красивым: седая бородка «клинышком» очень ему шла, – вспоминает Зоя Сергеевна. – Был грамотен, начитан. Как мог, помогал маме в домашних делах. Когда подходило время обеда, папа в первую очередь сажал за стол Василия Васильевича: без дедушки мы есть не начинали. Если он был в саду, родители велели бежать за ним и звать к обеду»…

Красивым, по воспоминаниям Зои Сергеевны, был и ее отец Сергей Николаевич Иванов — внук оренбургского казака, при Екатерине II посланного в наши места на усмирение соляного бунта. Здесь прадед Бариновой встретил любовь, женился, да так и остался. Один из его сыновей, Николай Васильевич, стал лесничим: закончил лесное училище и получил назначение в село Узюково Ставропольского уезда. Приехал туда уже женатым. В семье было пятеро детей. Со временем перебрались в Ставрополь. В 1918 году умер от тифа глава семьи, а затем — от туберкулёза — и мама Сергея Николаевича, будущего отца нашей героини.

«Папа играл на гармони, баяне и немного на пианино», – вспоминает Зоя Сергеевна.

Это «наследственно»: гармошка досталась ему после смерти Николая Васильевича. «Серёжа тоже хорошо играл и берёг её как память об отце, но в 1921 году, в голод, ему пришлось обменять гармошку на мешок картошки и атласное двуспальное одеяло», – пишет в своих воспоминаниях мама Бариновой.

Сергей Николаевич 20 лет работал на ставропольской почте, в 1938 году – экспедитором на строительстве Куйбышевского гидроузла НКВД СССР (как известно, довоенная эпопея строительства силами заключённых Самарлага разворачивалась под Куйбышевым, в районе Красной Глинки). Видимо, не от хорошей жизни ибо «родители были заняты тем, что нас, детей, надо было уберечь от голода», как вспоминает между прочим Зоя Сергеевна.

Конфетные бусы

Одно из самых ярких воспоминаний детства – первая в её жизни ёлка, с которой семья встретила новый 1937 год. Страна десять лет прожила без этого, самого семейного, праздника: гонение на Рождество и ёлку (традиционно, еще с петровских времён, увенчанную восьмиконечной Вифлеемской звездой) в СССР началось в 1926-м, за год до рождения Зои. Ёлку со строгим указанием украшать красной пятиконечной звездой вернули декретом Совнаркома. Не рождественскую – новогоднюю! По новому стилю.

В воспоминаниях для второй книги, подготовленной изгнанными из музея «Наследие» авторами «Ставрополя на Волге…», Зоя Сергеевна так описывает свой первый Новый год: «Папа, приехав из Куйбышева, привёз ёлочные игрушки в большом количестве. Все игрушки были из шоколада, обёрнутые в серебристую фольгу: большая нить бус из фруктовых конфет различной формы и расцветки; бонбоньерки (коробочки для сладостей) в виде бочат, шишек, куколок. Грецкие орехи были перетянуты ниткой, чтоб их можно было повесить на ёлку, и покрашены золотистой и серебристой пудрой.

Папа вручил нам ёлочную звезду, вырезанную из фанеры и окрашенную в красный цвет. По её оконечностям с обеих сторон к фанерке были прикреплены зеркальца.

«Зишка, пригласи всех детей с нашей улицы», – сказал он маме. И вот накануне Нового года к нам пришли со всей улицы наши товарищи и с ними и их родители. Всем это было интересно, радостно. И главное, впервые. Мама на ёлке установила свечи, зажгла их. Мы, дети, водили хоровод, пели песни, плясали, рассказывали стишки. Кто как мог. Мальчики уселись под ёлкой и лакомились конфетными бусами. К ним с превеликим удовольствием присоединялась и наша собачка Дезя».

«Враз повзрослели»

«Когда началась война, вся наша жизнь стала подчиняться ей. Враз все повзрослели», – пишет Зоя Сергеевна.

Её отец ушел на фронт добровольцем, когда страна отмечала 25-ю годовщину со дня создания «непобедимой и легендарной» – 23 февраля 1943-го (и в 1945-м, к счастью, вернулся: дважды контуженный, с израненной рукой, орденом Отечественной войны I степени и медалью «За отвагу» на гимнастёрке).

Ребёнок войны, она помнит, как посланные на подмогу сельчанам «городские» школьники буквально засыпали над тарелкой щей после «вахты» на колхозных полях. Как шили, собирали посылки фронтовикам. Как осваивали азбуку Морзе, стрельбу из винтовки («у меня за это была пятёрка»), сестринское дело. Как чернила замерзали в непроливайках, а газеты были исписаны поперёк, поскольку тетрадей не хватало.

Как «полуголодные, полураздетые», порой падая в обморок от голода, старались не пропускать школу, чтобы любой ценой выучиться и найти место в жизни.

Началась долгая взрослая жизнь.

газета «Ставрополь на Волге»

Источник