Тайна «Венеры с зеркалом» Диего Веласкеса

Так и хочется, чтобы женщина, изображенная на картине, когда-нибудь все-таки повернулась к нам лицом и раскрыла главную тайну…

В творчестве Диего Веласкеса (1599-1660), одного из лучших портретистов в истории мирового искусства, есть картина, уникальная как для самого художника, так и для его времени. Это — «Венера с зеркалом», — нагая красавица, гордая и обворожительная.

Когда-то «Венерой» Веласкеса восхищались только самые близкие друзья маркиза де Эличе, допущенные в его спальные покои. Сегодня о ней знают во всем мире, ведь с этой красавицы, единственной обнаженной в творчестве Веласкеса и вообще в классическом испанском искусстве, началось новое направление в европейской живописи.

Гойя и Мане, Дега и Матисс вслед за гениальным испанцем создавали своих Венер — со своими характерами, со своими несовершенствами, прекрасных, сводящих с ума, и уже совсем не богинь.

За два с лишним столетия своей жизни «Венера» Веласкеса не потеряла ни малой толики своего очарования и притягательности. Она по-прежнему хороша, чувственна, горда и загадочна.

И так хочется, чтобы женщина, изображенная на картине, когда-нибудь все-таки повернулась к нам лицом и раскрыла главную тайну — тайну появления этой картины в католической Испании XVII века, жившей по строгим канонам благочестия, под властью всеведущей и могущественной инквизиции, жестоко каравшей любое проявление чувственности и страсти.

Диего Веласкес родился в 1599 году в Севилье. В этом прекрасном и одном из самых богатых городов тогдашней Испании прошло его детство и юность. Здесь он учился, здесь, по сути, стал художником, освоив уроки теоретика искусства Франсиско Пачеко. Пачеко не принадлежал к лучшим живописцам XVII столетия. Однако был выдающимся теоретиком искусства и пропагандистом новых идей. В его доме в Севилье собирались многие выдающиеся люди Испании, в том числе и Сервантес.

Войдя в круг Пачеко, Диего приобщился к мировой культуре. Первый его биограф, Антонио Паломино, писал, что в молодые годы художник «взялся за изучение изящной словесности и в знании языков и философии превосходил многих людей своего времени».

В Севилье он и женился — на дочери своего учителя Хуане Миранде. Там же — в 1619-м и 1621-м — родились его дочери. Но уже в 1623-м, в 24 года, он оказался в Мадриде, при дворе испанского короля.

Художник мадридского двора

Впервые он посетил столицу в 1622 году. Ему повезло. Известный поэт Луис де Гонгора согласился позировать для портрета. Портрет понравился многочисленным почитателям Гонгоры, и о молодом художнике заговорили мадридские вельможи, а вскоре могущественный царедворец герцог де Оливарес, тоже выходец из Севильи, уговорил своего патрона Филиппа IV позволить Веласкесу написать его портрет.

Эта, к сожалению, не дошедшая до нас работа произвела столь приятное впечатление на короля, что тот тут же предложил Веласкесу стать придворным художником. Конечно, Веласкес принял это предложение. Бывают предложения, от которых — даже если хочешь — отказаться не посмеешь…

Удивительное дело — между Филиппом, всесильным королем огромной империи, и Веласкесом, молодым художником, отнюдь не отличавшимся высокородностью и богатством, сложились довольно дружеские отношения. Филипп даже распорядился, чтобы впредь его портреты писал только Веласкес. И он их написал еще одиннадцать.

Пачеко отмечал, что «великий монарх был удивительно щедр и благосклонен к Веласкесу. Мастерская художника находилась в королевских апартаментах, и там было установлено кресло для Его Величества. Король, имевший у себя ключ от мастерской, приходил сюда почти каждый день, чтобы наблюдать за работой художника».

С тех пор жизнь Веласкеса была неразрывно связана с мадридским двором. Это был мир, где все происходило по раз и навсегда установленным правилам, каждый знал свое место, все было строго и — скучно. Балы, охоты, церемонии, празднества и даже страшные грехи на фоне истовости веры тоже были рутиной…

А в то же время Испания в XVII столетии переживала свой Золотой век — и в литературе, и в театре, и в живописи. Великий испанский писатель Сервантес и столь же великие драматурги Лопе де Вега, Кальдерон, Тирсо де Молина, художник Франсиско Сурбаран — все эти выдающиеся люди, оставившие след в мировой культуре, были современниками Веласкеса, а некоторые — его близкими друзьями. Но при этом страна жила в строго ограниченных рамках дозволенного церковью.

Под гнетом церкви

Служителям Господа удалось заполучить не только невероятные богатства, но и огромную власть. Все было подчинено вере. Нарушившего установленные правила ждала неминуемая кара инквизиции. Духовные стражи Испании прислушивались к любому известию о нарушении святых догматов, истово оберегали веру от чуждых ей людей и идей. Доносы были делом привычным, а потому над всеми испанцами висела страшная угроза — оказаться перед святым трибуналом, ведь у любого могли оказаться тайные недоброжелатели.

Церковь распространяла свои правила на все стороны человеческой деятельности. Существовали определенные рамки дозволенного и для живописцев. Так, им не позволялось изображать голое тело. Франсиско Пачеко оставил даже специальные рекомендации о том, как следует писать дам (разумеется, в образах мифологических или библейских героинь), не нарушая норм благонравия: лишь лицо и руки можно было писать с натуры, а все остальное — по гравюрам итальянских и немецких мастеров, например Дюрера.

«Создавая на холсте сладострастные обнаженные фигуры, живописцы становятся проводниками дьявола, поставляют ему приверженцев и населяют царство Ада», — говорил один из ярых проповедников веры Хосе де Иезус Мария.

И в такой удушающей атмосфере появилась удивительная, обнаженная, прекрасная веласкесова Венера. Настоящее чудо, причем не имевшее ничего общего с чудесами религиозными.

Предмет спора столетий

Историки искусства до сих пор спорят, кто позировал Веласкесу для этой картины, и когда именно было создано полотно. Первое письменное упоминание о картине датировано 1651 годом — в описи коллекции родственника влиятельного Оливареса, маркиза Гаспара де Эличе дель Карпио. Одни ученые полагают, что картина была создана Веласкесом во время его пребывания в Италии, куда он по указанию короля отправился в 1648 году для знакомства с достижениями итальянских коллег и покупки картин для королевской коллекции.

В тот период Веласкес переживал личный кризис — жену в Италию он с собой не взял. И хотя Веласкес всегда жил довольно замкнуто, трудно представить, что пылкий испанец мог провести эти почти три года в Италии без любви. И действительно, есть свидетельства того, что у него в Италии была возлюбленная, и более того, она — уже после отъезда художника в Испанию — родила ему сына, на содержание которого Веласкес потом отправлял деньги. Очень может быть, что именно эта неизвестная нам итальянка и позировала Веласкесу для его Венеры.

Но существует и другая версия — полотно было создано в Испании, и на картине не итальянка, а настоящая испанка, очаровательная Дамиана, известная мадридская актриса и танцовщица. Дамиана была близкой приятельницей маркиза Гаспара де Эличе дель Карпио, страстного коллекционера, почитателя искусств и любителя хорошеньких женщин. Он и попросил художника написать красавицу, радовавшую маркиза своими ласками, причем маркизу захотелось, чтобы Веласкес написал Дамиану обнаженной — видно, дону Гаспару хотелось любоваться ее телом всегда, даже тогда, когда ее с ним рядом не было.

Будучи в Италии, Веласкес восхищался картинами Микеланджело, Тициана, Джорджоне, Тинторетто, Порденоне и других великих итальянцев, которые с присущим им смелостью и мастерством писали обнаженных красавиц и красавцев, героев и героинь мифологических сюжетов. Сияние женской кожи, красота пышных округлостей — все это не могло не произвести впечатления на испанца, воспитанного в строгой католической традиции.

Конечно же, Веласкесу очень хотелось попробовать сделать нечто подобное и самому. Тем более что, как ему было известно, авторская копия тициановского шедевра «Венера с зеркалом» украшала спальню самого короля. Филиппа IV, король Испании, никогда не отказывал себе в мирских утехах, несмотря на все запреты церкви…

Все в Мадриде знали об истории, случившейся в 1638 году, когда герцог Оливарес, регулярно поставлявший королю дам для особых развлечений, обратил внимание монарха на хорошенькую монашенку из монастыря Сан-Пласидо по имени Маргарита де ла Крус. Вельможи уговорили Маргариту принять короля, но девушка в последний момент испугалась и во всем призналась настоятельнице. И тогда та решила отомстить королю — когда монарх пришел в «комнату свиданий», он увидел там гроб, в котором лежала бледная Маргарита, сжимая в руках распятие. Король бежал, но затем в гневе вернулся со своими приближенными в монастырь и устроил в его святых стенах нечто столь кощунственное, что о подробностях происшедшего мадридцы потом осмеливались говорить только шепотом.

«Венера с зеркалом» Тициана

Тициан Вечеллио (1488-1576), один из корифеев венецианской ренессансной живописи, написал свою «Венеру с зеркалом» в 1550-х годах. Художник, которому было уже под 70, очень дорожил этим полотном и лично сделал с него несколько авторских копий, ни одна из которых, к сожалению, не сохранилась. Оригинал оставался в доме мастера до конца, пока вместе с другим имуществом не было продан старшим сыном Помпонио венецианскому патрицию Кристофоро Барбариго.

В 1850 году всю галерею Барбариго приобрел император Николай 1 для коллекции Эрмитажа. В 1931 году по распоряжению Советского правительства «Венера с зеркалом» была продана бывшему министру финансов США Эндрю Меллону. С 1937 года картина находится в Национальной галерее в Вашингтоне.

Та женщина хороша, что полна огня, но не обжигается…

Поначалу Веласкес, как свидетельствовал Пачеко, изобразил на холсте одну только женскую фигуру, смело презрев все советы своего учителя. Но потом, из осторожности, все-таки добавил Купидона, мальчишку с крылышками, — пусть его красавицу можно будет представить не как живую женщину, а как античную богиню, а уж богине позволено все — даже возлежать такой бесстыдно голой, да еще у всех на виду. Но юный Купидон не мог скрыть красоту и страстность живой плоти.

«Та женщина хороша, что полна огня, но не обжигается», — гласит испанская пословица. Веласкесова Венера — изящна и тонка, грациозна и обольстительна, но еще и горда. Для нее любить — значит не сдаваться, а побеждать. Если фламандские, итальянские и немецкие Венеры бесстыдно обращены лицом к зрителю и принадлежат всем, безоглядно даря свою красоту, то эта коварная искусительница повернулась к зрителю спиной — никто ей в общем-то не нужен. Лицо ее видно лишь в зеркале. И эта деталь тоже чрезвычайно важна для испанца Веласкеса.

В испанской традиции женщина, смотрящаяся в зеркало, — сюжет философско-поучительный. Смотреть на свое лицо можно было, лишь дабы постигнуть замысел Творца — вот что требовала католическая мораль.

Но у Веласкеса совсем другое отношение к зеркалам. Они всегда его завораживали, влекли в свое зазеркальное пространство. Зеркала часто появлялись на его картинах — они преобразовывали пространство, расширяя его, придавая объемность и глубину. В его мастерской было десять зеркал, а стоили они в те времена немало. Однажды, когда художника спросили, зачем ему столько, он ответил, что зеркала — его помощники, почти подмастерья. Ведь отражение — та же картина, только существует она лишь мгновение. Веласкес в своих портретах старался добиться предельно точного отражения времени и личности своих героев.

«Мой художник стал зеркалом нашей жизни», — однажды с тонкостью, делающей ему честь, сказал о Веласкесе Филипп IV. Вот и Венера смотрит в зеркало и видит там свое лицо — мягкий овал, темные бархатные глаза. Это неясное лицо в зеркале — словно прекрасное видение, недостижимая мечта…

Но все-таки «Венера…» — прежде всего портрет тела, влекущего, прекрасного, таящего в себе обещания изысканных наслаждений. Недаром долгие годы картина хранилась в спальне дона Гаспара, и тайна «Венеры», дабы не принести несчастья ее автору и обладателю, оберегалась свято.

По легенде, «Венера с зеркалом» Веласкеса была все-таки показана Филиппа IV и даже одобрена им. Ходили слухи, что королю понравилось то, что в зеркале богини красоты Венеры отражается лицо совсем не красивой женщины.

Рыцарь ордена Сант-Яго

Для всех остальных Веласкес оставался все тем же придворным художником, который, впрочем, с годами стал, как говорили про него, зазнаваться. В 1656 году он написал знаменитых «Менин», сценку из жизни королевской четы, инфанты Маргариты и ее подружек, где изобразил и себя, в первый и последний раз, конечно же, у мольберта, с кистью в руке. Написал себя среди царственных особ, равным среди равных.

В этой картине есть зеркало, в котором зритель видит отражение присутствующих в зале короля и королевы. Это вызвало возмущение при дворе и в церкви. Когда король решил произвести своего художника в рыцари ордена Сант-Яго, руководство ордена затеяло постыдное выяснение родословной Веласкеса, которая в конце концов была признана весьма сомнительной и недостойной члена ордена. Гранды отказывались считать равным себе художника Веласкеса, обычного, по их понятиям, ремесленника.

И только после особого распоряжения короля и специального разрешения Папы Римского Веласкесу разрешили не ворошить свою родословную — в ноябре 1659 года он был признан полноправным рыцарем ордена.

А еще были «Пряхи», таящие в себе множество смыслов, лежащих гораздо глубже, чем просто изображение гобеленной мануфактуры, как полагали ранее, — тут и спор о цивилизации и естественности, о духовном и материальном, об аристократии и народе, об искусстве и ремесле… Как будто он предвидел, что власть все равно укажет ему на его место.

Маршал трубочистов и подметальщиков

Так и случилось: король пожаловал ему звание королевского обергофмаршала дворца. Звучит весьма пышно, но на деле оказалось, что на Веласкеса возложили не очень-то почетные обязанности. Среди них каждодневное стояние позади королевского кресла, пока его величество принимал пищу.

Кроме того, Веласкес должен был следить за украшением королевских покоев, а еще он заведовал устройством жилья придворных, отоплением дворца. Следил, чтобы топлива было достаточно, руководил истопниками, трубочистами, а также был главным над уборщиками, мойщиками и подметальщиками, и более того — в его ведении были дворцовые отхожие места. Веласкес был главным ассенизатором дворца.

— На старости лет, — писал о Веласкесе доктор искусствоведения, академик Российской академии художеств Александр Якимович, — гений Испании стал маршалом трубочистов и подметальщиков, начальником отхожих мест!

Ничего вельможного в его службе не было, зато времени, которое он бы мог отдать искусству, она отнимала много.

Летом 1660 года Веласкесу поручили участвовать в организации династического брака инфанты Марии-Терезии и Людовика XIV. Путешествие во Францию оказалось сложным и очень утомительным для художника. В начале июля он писал другу:

— Я вернулся в Мадрид уставшим от ночных переездов и дневных дел.

Дело довершила лихорадка и обильные кровопускания, которые практиковала тогдашняя медицина. 6 августа 1660 года художника не стало. Все, провожавшие Веласкеса в последний путь, отметили, что никто из рыцарей Сант-Яго на похороны не пришел, хотя, по обычаю, орден всегда отдавал почести своим почившим рыцарям. Так гранды-аристократы отомстили гениальному, но невысокородному собрату.

Самое главное – это потом…

А «Венера с зеркалом» продолжала свою жизнь. После смерти любвеобильного маркиза Гаспара картина досталась его дочери Каталине, маркизе дель Карпио. Когда же она вышла замуж за одного из герцогов Альба, шедевр Веласкеса стал достоянием дома Альба. В начале XIX века картина принадлежала Каэтане Альбе, той самой, которую так любил другой великий испанский художник — Франсиско Гойя и с которой он написал свою Венеру — «Обнаженную маху».

После смерти герцогини Каэтаны в 1802 году Карл IV приказал Альба продать картину вместе с другими принадлежавшими им полотнами своему фавориту и премьерминистру Мануэлю Годою.

Когда же фортуна отвернулась от этого гордого красавца и его изгнали из страны, конфисковав все имущество, «Венера» попала на Британские острова, где ее приобрел за 500 фунтов стерлингов известный коллекционер, историк и большой друг Вальтера Скотта Джон Морритт. Этот прекрасно образованный, увлеченный искусством и историей эсквайр — именно он впервые доказал, что Троя не только легенда, но и действительно существовавший в далекие времена город, и именно его труды стали основополагающими для Шлимана — сразу понял всю ценность полотна Веласкеса.

Несколько десятилетий картина хранилась в поместье Морриттов Рокебю-Парк — в Англии его так и называют — «Венера Рокебю». В те годы о существовании полотна знали немногие, но, когда в 1906 году наследникам Джона Морритта понадобились деньги и они решили его продать, о картине заговорила вся Британия. Покупатель нашелся тут же, однако за океаном, и вся страна — впервые, дабы сохранить для потомков произведение искусства, — собирала деньги в складчину. Свой вклад, решающий, 8000 фунтов стерлингов, анонимно внес и восхищавшийся картиной король Эдуард VII. В конце концов, нужная сумма, 45 000 фунтов, была собрана, и в 1905 году «Венера» попала в Лондонскую национальную галерею, став одной из самых ярких жемчужин ее коллекции.

Английские страсти

Но на этом превратности веласкесовой Венеры не закончились. 10 марта 1914 года в зал, где висела картина, вошла довольно невзрачная девушка, ничем не выделявшаяся из толпы обычных посетителей музея. Подойдя к творению великого испанца, она вдруг выхватила из-за пазухи тесак и с остервенением набросилась на картину. Ей удалось нанести семь ударов. Когда девушку арестовали, она заявила констеблю:

— Меня зовут Мэри Ричардсон. Я суфражистка, борец за права женщин. Вы можете купить еще одну картину, но ни за какие деньги вы не купите вторую Эммелин Панкхерст, если убьете ее в тюрьме.

Эммелин Панкхерст, о которой говорила Мэри, была главой движения суфражисток. Она сидела в это время в тюрьме Холлоуэй, где объявила голодовку. Во время следствия Мэри Ричардсон объясняла, как она, студентка, будущий искусствовед, решилась поднять руку на одну из самых знаменитых картин в европейской живописи:

— «Венера с зеркалом» стала предметом вожделения для мужчин. Эти сексисты пялятся на изображение прекраснейшей из женщин как на порнографическую открытку. Женщины всего мира благодарны мне за то, что я положила этому конец!

Англичане были потрясены. Покушение на шедевр, на который совсем недавно собирала деньги вся страна, совершил не сумасшедший, не религиозный фанатик, а девушка, да еще будущий искусствовед. И все это из-за каких-то там прав женщин! Статьи о происшедшем в Национальной галерее появились на первых полосах газет, и журналисты тут же прозвали Мэри Ричардсон по аналогии с легендарным убийцей Мэри-потрошительницей.

Мэри Ричардсон прожила долгую жизнь (она родилась в 1889-м, а умерла в 1961 году). До 1935 года она активно занималась политикой, делала и какие-то полезные дела, но англичане так и не простили ей покушение на национальное достояние — «Венеру с зеркалом» Веласкеса. Тем более что оно стало первой в длинном ряду атак на сокровища Англии.

Жертвами ярых суфражисток были картины, рисунки, скульптуры, украшавшие лучшие музеи страны, соборные витражи. Вождь и идеолог суфражизма Эммелин Панкхерст (1858-1928) заявляла:

— Мы не проливаем кровь, как террористы-мужчины. Мы знаем, что есть нечто, чем наше правительство дорожит больше, чем человеческой жизнью. Это — общественная собственность. Именно тут мы и разим врага.

В июле 1917 года Эммелин Панкхерст посетила Россию. Она встретилась с премьер-министром Александром Керенским, который закончил свой разговор с Эммелин, сказав, что английским женщинам нечему научить женщин России. Остановить вошедших в раж суфражисток смогла только Первая мировая война.

«Венеру» Веласкеса отреставрировали — работали лучшие мастера Соединенного Королевства. Через три месяца она снова вернулась на прежнее место в Галерее и вот уже несколько десятилетий после того страшного дня 1914 года по-прежнему дарит свою красоту посетителям музея, напоминая им о великом художнике Диего Веласкесе и о Золотом веке его родины — Испании.

Россинская Светлана Владимировна, гл. библиотекарь библиотеки «Фолиант» МБУК «Библиотеки Тольятти»; e-mail: rossinskiye@gmail.com

Источник