В ноябре зима с осенью борется

Ноябрь – полузимник. Вот его «родословная»: он – сентябрев внук, октябрев сын, декабрю родной батюшка.

Про него еще так «профессионально» говаривали: «Ноябрь с гвоздем, декабрь с мостом». Ну, то бишь один землю-матушку приколачивает гвоздочками-морозцами, а вот уж декабрь, тот мостит ее, и она как каменная делается.

Если снегу мало, по ней – как по деревянному мосту.

Велика у него кузница, скоро-скоро вся Русь-матушка в его оковах будет. Вон уже как пруды и озера льдом заковало, на очереди Волга-матушка.

Но это еще не зима, только предзимье. Нет-нет да выдастся солнечный денек. Особенно радостно такое на Михайлов день – солдатский праздник.

4 ноября – осенняя Казанская

Нет, что здорово, то здорово нашими предками тогда придумано было: большие праздники в до- или послестрадное время проводить. А ежели он на страду приходился, как, например, летняя Казанская, так и отмечался он скромно-скромно. Истово помолись в Божьем храме, перед обедом чарочку (одну-единственную!) выкушал, а кто посерьезнее да посамостоятельнее, от греха подальше, и этого себе не позволял. Все отмечалось в домашнем кругу – никаких общих застолий. На всю жизнь мне врезался в память такой вот факт из рассказа дедушки Яши Костина: «В страдное время, внучек, не поверишь, у нашего купца Чукина в лавке бутыли-четверти и штофы с горькой пылью покрывались!».

А в малоземельных селеньях Самарской Луки то вдвойне желанный и долгожданный праздник был, потому как молодые мужики (согласно договору с купцами!) к этому дню обязательно на праздничные гулянья с отхожих промыслов возвращались. Дело в том, что в Самарской Луке уже после отмены крепостного права землица пахотная выделялась вельми скудно – по десятине на лицо мужского пола, начиная с тринадцати-четырнадцати лет.

Как тут было прокормиться, если на аренду земли у наших бар Орловых-Давыдовых денежек не хватало (о той горемычной семье, где одни девки поурождались, я уж не говорю)? Вот и отправлялись молодые работящие мужики на отхожие промыслы – на заготовку дров для Самары (она тогда вся топилась дровами с Самарской Луки), угля древесного и сосновой смолы и извозом у самарских и сызранских купцов заниматься (работа очень рисковая: мой родной дядя Яков Макеев, например, в извозе простудился, слег и уже не встал, оставив жену с годовалым ребеночком). А к Казанской (это уже как закон: в договоре на работу прописывалось!) все они возвращались домой – к своим любимым женушкам и детушкам, а кто и к невестам.

В городах, сказывали, не так знатно отмечали Казанскую-то, как на селе. У горожан, особенно у фабричных, работа, а стало быть, и жизнь – «и зимой, и летом все «одним цветом». А у селян к этому дню «гора с плеч спадала».

Оно и впереди-то отнюдь не райская жизнь предстояла, но страда есть страда (слово это однокоренное со страданием!). А посему грех было по-русски широко и даже разухабисто не отметить это радостное событие – окончание этой страдной и многострадальной поры, когда работать приходилось от зари до зари.

Мой двоюродный дед (вернее: муж моей двоюродной бабушки по матери) Алексей Сергеевич Самойлов, вернувшись из казахстанской ссылки после раскулачивания, в застолье по поводу возвращения так вот по-артистически картинно и не совсем искренне, конечно, со стаканом водки в своей мозолистой руке возгласил перед изумленными сородичами в нашем доме:

– Спасибо советской власти за то, что она меня раскулачила и освободила от этой каторги! Начиная с ранней-ранней весны всю страду спал в сенях, не только не раздеваясь, а даже зачастую и не разуваясь. А когда было раздеваться-разуваться?! Коней затемно-затемно напоил, корму задал и как убитый на подстилку прямо в сенях свалился. А часа через три вскакиваешь как угорелый. Работы-то не впроворот! А теперь вот в Самаре работаю по часам – от и до!

Кстати сказать, раскулачили его, уже вступившего было в колхоз, во многом по той причине, что состоятельные и самостоятельные односельчане, хорошо знавшие этого хорошего хозяина, намеревались избрать его председателем колхоза. Что сразу же встревожило сельских активистов-горлопанов: такой-де руководитель сам покоя знать не будет и нас работой угробит. Ну а районные власти чутко прислушивались к запросам сельского народа, проще сказать, голытьбы…

Примета: «Коли на Казанскую небо заплачет, то следом за дождем и зима придет». Но, сколь помню, крайне редко так бывало. Обычно на Казанскую тепло и было. Знать, любит и помаленьку балует нас наша Заступница!

8 ноября – Дмитриев день

Вдомек жениху – будущему муженьку: «До Дмитра девка хитра, а после Дмитра еще хитрее (вышедши замуж)». Увы, увы нам, мужикам!..

«Дмитриева суббота – кутейникам работа (поминки по Куликовой битве и общие)» (Даль).

За праздничным столом поминали предков. Поминали всей семьей. Вопреки поповскому возбранению, по стародавнему (тысячелетне-языческому) обычаю, конечно же, не только кутьей. Кстати сказать, крепкие спиртные напитки к нам пришли из-за бугра. На Руси же искони в ходу за столом были мед-медовуха. Не забыли еще: «И я там был, мед и пиво пил…»? Так что кутья – заманчивая кашка, медком зело упитанная, о, как славно шла на закусочку к поминальному меду-медовухе. Ну и пивком наши предки русичи не брезговали. Ну недаром же у того же свет-Иваныча Даля вельми велелепно молвлено (шутливо, конечно): «В Дмитриев день и воробей под кустом пиво варит».

Анатолий Солонецкий, газета «Ставрополь-на-Волге»

Источник